Крик

Представьте себе небо в огне. Не тихое, умиротворяющее пламя заката, а вихрь кроваво-оранжевых и пронзительно-желтых полос, которые, кажется, гудят от энергии. Я не спокойный пейзаж. Я — вибрация, дрожь, которую можно почувствовать кожей. Подо мной — тёмно-синий, почти черный фьорд, его воды неподвижны и глубоки. Через него перекинут длинный прямой мост, по которому удаляются две тёмные фигуры в шляпах, они идут прочь, не обращая внимания на драму, разворачивающуюся в небесах. Но мой взгляд прикован не к ним. Он прикован к фигуре на переднем плане — существу, которое больше похоже на сгусток чувства, чем на человека. У него вытянутое, смертельно бледное лицо, похожее на череп. Ладони плотно прижаты к ушам, словно пытаясь заглушить невыносимый звук. Глаза — два тёмных, пустых круга, а рот широко открыт в безмолвном вопле. Это не тот звук, который можно услышать ушами. Это крик, который ощущается глубоко внутри, эхо, которое проносится через весь пейзаж и пронзает саму душу этого существа. Я — воплощение чувства настолько всепоглощающего, что оно должно вырваться наружу. Я — «Крик».

Моего создателя звали Эдвард Мунк. Он был задумчивым художником из Норвегии, который видел мир не столько в формах, сколько в чувствах и цветах. Я родилась из его воспоминания, из реального момента, который он пережил в 1892 году во время прогулки с друзьями возле фьорда в Осло. Позже он записал в своем дневнике, как небо вдруг стало «кроваво-красным». Он остановился, опёрся о перила моста, чувствуя себя смертельно уставшим. И в этот момент он ощутил «огромный, бесконечный крик, пронзающий природу». Это не было страшной историей о призраках. Это было мощное, ошеломляющее чувство связи со всей энергией вселенной, чувство тревоги и благоговения одновременно. Он понял, что должен нарисовать именно это чувство, а не просто красивый вид. В 1893 году он взялся за работу. Он выбрал не холст, а простой картон, и использовал темперу и восковые мелки. Эти материалы придали моим цветам грубый, необработанный и очень срочный вид, словно у него было всего несколько мгновений, чтобы запечатлеть эту эмоцию, пока она не угасла. Посмотрите на волнистые линии неба, земли и самой фигуры — они все извиваются в одном ритме, показывая, как это чувство пронизывает абсолютно всё. Эдвард был настолько захвачен этим переживанием, что создал несколько моих версий: картину, пастельные рисунки и даже литографию — печатный оттиск, чтобы мой образ мог разойтись по всему миру и быть увиденным многими.

Когда люди впервые увидели меня, они были потрясены. В конце XIX века все привыкли к искусству, которое было красивым, реалистичным или рассказывало героические истории. Я была другой. Я была «экспрессионистской» картиной, а это значит, что моей главной задачей было показать внутренний мир эмоций, а не внешний мир фактов. Некоторые находили меня тревожной и даже уродливой. Но другие — понимали. Они узнавали во мне то чувство необъяснимой тревоги или вселенского благоговения, которое порой лишает дара речи. Целью Эдварда было помочь людям почувствовать себя менее одинокими в своих сильных переживаниях. Со временем я стала мощным символом. Мой образ использовали в фильмах, мультфильмах и даже превратили в эмодзи, чтобы показать чувство, которое слишком велико для слов. Я стала визуальным синонимом современного стресса, беспокойства и удивления. Но я не просто картина страха. Я — напоминание о том, что искусство может дать голос нашим самым глубоким чувствам. Я показываю, что иногда чувствовать себя подавленным — это нормально, и что признание этих чувств — важная часть человеческого опыта. Я — мост между внутренним миром человека и миром снаружи, соединяющий людей на протяжении более ста лет через один общий, безмолвный крик.